Пепельный свет Селены - Страница 18

Поднялся взъерошенный и красный от волнения Саша.

— Вас… силий Ф…Ф… Федорович, — начал он, заикаясь. — Вы нас не выслушали раньше. Выслушайте сейчас. Экипаж Субботина принимал участие в прохождении полигона неожиданностей вне конкурса и поэтому не считает возможным претендовать на путевки, независимо от последующего решения комиссии и набранных баллов.

— Как это понимать?

— Так и понимать. Путевки должен получить экипаж, участвовавший в конкурсе на полных правах, — отрезал Саша и сел.

— Субботин!

Михаил поднялся, слегка насупленный и готовый к отпору.

— Вы командор экипажа?

— Нет.

— Тогда этот, как его… Макаров?

— У нас нет командора, Василий Федорович, но заявление любого члена экипажа можно расценивать как заявление командора.

— Что это у тебя за новая форма демократии? — обратился Алферов к директору.

Тот развел руками, как бы говоря: я же тебя предупреждал, что у этой группы свои порядки.

— Значит, экипаж отказывается от путевок?

— Да, — твердо ответил Субботин.

— Уговаривать не буду. Путевки присуждаются экипажу Демина. Все свободны…

Расстроенный Алферов мерил шагами из угла в угол директорский кабинет. Теперь, когда их противоборство разрешалось так неожиданно, они снова обрели способность объективно оценивать события, вспомнили, что их связывают и студенческие годы, и давняя дружба. Баженов пригласил на какие-то необыкновенные вареники с квашеной капустой, и Алферов ждал, пока он закончит неотложные дела. В суматохе дня Василий Федорович так и не спросил у Баженова, что тот думает по поводу отказа субботинского экипажа, и сейчас, когда все документы были оформлены и подписаны, он понял, что именно этот вопрос более всего беспокоит его. И чем дольше он размышлял, тем менее мотивирован, как ему казалось, был поступок экипажа.

— Нет, все-таки это у меня не укладывается. Нынешнее поколение, по-моему, начисто лишено честолюбия.

— Ты не прав, Василий, — оторвался от бумаг Баженов. — Эта четверка именно на одном честолюбии проскочила полигон с таким блеском. И из того же честолюбия отказалась от практики на Луне. Думаешь, просто?

— А командора у них нет тоже из честолюбия?

— Нельзя ли что-нибудь полегче? Я с ними бьюсь четвертый год и только сейчас начинаю понимать, что в их срывах есть доля нашей вины…

— Это и я могу подтвердить, — усмехнулся Алферов. — Не исправь ты своей властью оценку Смолкину, всей этой истории не было бы!

— Ну да! — засмеялся Баженов. — Ты что, не знаешь студентов? Только дай им прецедент, всю автоматику по миру пустят! И так у Смолкина найдутся подражатели, а при моем попустительстве… Тут дело не в этом. Она особенная, эта четверка. Вот в чем особенность, я пока не уловил, и в этом я прежде всего считаю себя виноватым. Ты подожди, я сейчас закончу, и мы попробуем с ними поговорить.

— Хочешь собрать их здесь? — Василий Федорович кивнул на кабинет, но Баженов углубился в бумаги и не ответил.

Алферов снова принялся мерить шагами кабинет. Мягкий пластик заглушал шаги и не мешал Дмитрию Ивановичу работать…

Спустя полчаса они пересекли сквер и подошли к общежитию.

— Ну и где ты собираешься их искать? — спросил Алферов, поглядывая на темные окна огромного здания. Большинство курсантов разъехались: кто на практику, кто на каникулы, и только в левом крыле вразброс светилось несколько ярких квадратов.

— Надо думать, они у Гончаровой. Во-первых, у нее наиболее подходящая обстановка, а им сейчас нужна именно приятная, успокаивающая обстановка. Вовторых, они сегодня победители по всем статьям, а такое событие принято отмечать, значит, они все вместе. Пойдем, что ли?

— Веди. Я хотя и бывал в комнате Гончаровой, вряд ли сейчас найду.

Они поднялись на третий этаж и прошли по длинному коридору. За дверью слышался веселый басок Смолкина.

— Все в сборе, — уверенно сказал Баженов и нажал кнопку сигнализации.

Дверь открыла хозяйка комнаты.

— К нам гости, — отстраняясь от входа и предупреждая своих товарищей, сказала она.

— Извините, Майя, за вторжение, но вот у Василия

Федоровича возникло несколько вопросов к вашей группе. Надеюсь, вы все здесь?

— Все. Есть даже лишние, — улыбаясь, ответила девушка.

Лишней оказалась Светлана Мороз, ее соседка по комнате. Впрочем, судя по оживлению Симы Смолкина, трудно посчитать неуместным присутствие этой невысокой девушки с добрыми серыми глазами. На вошедших глядели с откровенным любопытством, и Алферова удивило приподнятое настроение группы. На столе стоял чай, высился начатый торт и нетронутый графин с апельсиновым соком.

— Празднуем день рождения? — спросил Василий Федорович, чтобы рассеять некоторую неловкость неожиданного вторжения.

— Скорее день победы, — серьезно ответил Саша. — Присаживайтесь к нам. Ведь и вы виновники нашего торжества.

— Это каким образом? — удивился Алферов, опускаясь на стул.

— Я за вами поухаживаю, — сразу включилась в роль хозяйки Майя. — Сок или чай?

— Давайте чай. Так в чем мы провинились?

— Вы нас поставили в жесткие условия. И то, что мы выдержали, мы считаем своей победой. Ну а вы, соавторы, что ли…

Алферов и Баженов переглянулись и дружно захохотали. Василий Федорович смеялся громко, раскатисто, обнажая неправдоподобно белые коренные зубы. Мало кто знал, что они вставные, как и вся нижняя челюсть, — след давней аварии при испытании новой модели орбитального ракетоплана, после которой космонавтиспытатель Василий Алферов перешел на административную работу.